Сливочное мерцание и прозрачное зазеркалье Элизиума — высшая награда для великих мужей и благородных женщин всех времён и народов. Отличись благими деяниями и храбростью при жизни — и забвенческое заключение на полях Асфоделей, обжигающие заплывы в Флегетоне или ужасы Тартара обойдут тебя стороной. Однако Патрокл, изнывая тупым отчаянием, всё чаще приходил к умозаключению, что лучше подвергаться ударам кожаных кнутов сестёр-фурий, держась за руки с любимым человеком — вдвоём любая боль стерпится, чем коротать свою загробность в тотальном одиночестве на Елисейских раздольях, где блаженства и увеселения, осточертев, застревали на зубах, вязли на языке и застаивались комом в горле.
Патрокл давно не испытывал того удушающего чувства, когда в сонной абстракции, на обратной стороне век возникал молчаливо-пугающий призрак — лишь стоит закрыть глаза и погрузиться в убаюкивающую колыбель Гипноса, как начиналось преследование. Образ умершего воссоздавался как наяву, но с ледяными колкими пальцами, оставляющими бумажные порезы на коже и синяки на предплечьях. Он оцарапывал дыханием. Приближался настолько близко, что нарушал личное пространство, не давая пробудиться, разбивая раз за разом тщетные попытки. Патрокл наивно надеялся, что в загробной жизни его рассудок не станут тревожить усопшие, в чьей скоропостижной смерти он был виноват — ведь должны же существовать написанные свыше эдикты, запрещающие подобные измывания между соседями по подземному миру, но он ошибался.
Патрокл лучше вновь улицезрел бы на периферии сна и бодрствования, царствующих в Элизиуме, того мальчишку с растрескавшимся напополам черепом и серевшим мозговым веществом, чью жизнь он в детстве по случайности отнял. Было бы проще принять и смириться с накатывающими видениями, но врачевателя тревожил совсем другой лик.
Она навещала Патрокла, стоило ему только смежить веки, и под сомкнутыми ресницами вычерчивался её силуэт. Она медленно утопала в темнеющей морской трясине, а недостаток кислорода оставлял на её коже отметины. Длинные волосы окружали её, обхватывая тонкую фигурку, не подчиняясь законам притяжения, словно под водой. Наконечник копья впивался в спину и протыкал насквозь мякоть сердца — она протягивала к Патроклу руки, взмаливая о спасении.
— Брисеида! — вскричал павший воин, открыв глаза и сомкнув свои пальцы на пустоте. Тень подруги тут же растворилась в зыбкости, но застыли отпечатком в мужской памяти: печаль темными мазками подчёркивала скулы, радужка потускнела в больших, почти прозрачных глазах. Не такой он её помнил при жизни, а другой — красивой, с румянцем на щеках, завесой пышных ресниц и медовоцветной кожей. Неужели замогильная каторга может исказить настолько облик или всему виной причина смерти?
— Надеюсь, судьи Аида по справедливости вынесли тебе приговор, Неоптолем, ибо даже Агамемнон в сравнении с тобой не столь ужасен и надменен, — скривился Патрокл, вспомнив до невозможности спесивого сына Ахилла. При всей любви к Ахиллесу Патрокл не мог простить Пирру холодные убийства Брисеиды, старого Приама и всех его потомков — у истинного Аристос Ахайон, несмотря на войну и враждебность, никогда не поднимется рука на беззащитных. Ахилл это доказал, проявляя великодушие даже с кровью на руках.

Патрокл поднялся на ноги и направился на поиски Брисеиды, жертвуя своей излюбленной изолированностью. Он точно знал, что она звала его, просила спасти и окольцевать в объятиях, исцелив от чего-то, что заставляло её страдать…
Редкая дымка, поднимающаяся и вспенивающаяся от реки Леты, застилала поля и райские декорации. Воздух полнился едва слышным нежным бормотанием, шёпотом, похожим на шелест листопада, и протяжным восторженным мурлыканьем блаженных. Патрокл старался держаться в отдалении, надеясь, что никто из знакомых теней его не узнает и не начнёт задушевную беседу, расспрашивая, где же Ахилл, вы же должны быть вместе? Зато он подмечал много лиц — Автомедон изо всех сил пытался укротить немейскую колесницу, Ясон с кем-то из аргонавтов разговаривал, усевшись под скульптурой воина, Махаон кому-то рассказывал о ранах, показывая при этом на разные части тела. Наверное, будь Ахиллес сейчас рядом, здесь, в Элизиуме, Патрокл наслаждался этой умиротворяющей повседневностью: общением с товарищами, встречами с героями, на рассказах которых он вырос, и забавами, но мойры распорядились иначе. 
— Прошу прощения, что прерываю разговор, — обратился врачеватель маленькому скоплению теней. — Вы не видели здесь женщину? — и он стал красочно описывать внешность подруги, выкравшей частичку сердца Патрокла и поселившейся под личиной младшей сестры. Умершие только помотали головами.
Мужчина долгое время бродил по Елисейским полям в поисках Брисеиды, расспрашивая блаженных и зовя её по имени. Все усилия были безнадёжными, словно заранее обречённые на провал.
«Может это мой удел — страдать, лишившись любимого и милой подруги… О Ананке, чем я тебя прогневал, что ты так немилостива ко мне?» — мысли, обуревавшие страдальца, вливали в его вены отраву, более губительную, чем яд лютой гадюки, заставляя причитать и сетовать на злой рок.
Патрокл продолжил бы безмолвно сокрушаться, если бы его не окликнул зычный голос Тесея, разъезжающий на помпезной колеснице и улыбчиво встречающий каждого доблестного воина, попадавшего чуть ли не под колёса.
— Патрокл, отважный воитель, бесстрашно сражавшийся под Троей и погибший смертью храбрых, — самозабвенно вещал чемпион Элизиума, похлопывая врачевателя по плечу. — Я безмерно рад, что ты отрёкся от своего отшельничества и присоединяешься к нашим пиршествам. Ты один из достойнейших, и обязан брать своё по праву. После смерти жизнь продолжается, друг мой.
— И зачем она, если её не с кем разделить? — пробурчал Патрокл, опустив печальный взгляд и отмахнувшись от Тесея. 
В этот момент какая-то тень очутилась возле царя Афин и шепнула что-то на ухо, после чего тот подбоченился и принял воинственную позу, схватившись за притороченные к колеснице щит и копьё.
— Я так и знал, что он вернётся. Пора вновь встать на защиту нашего благославного места и не позволить этому исчадью осквернить его, жжённой поступью и омерзительным присутствием, — Тесей, забыв о Патрокле, за считаные секунды укатил в сторону арены, по дороге зачитывая пафосные речи и агитируя воинов взяться за оружие.
Врачеватель догадался, кто сейчас был в центре пристального внимания всего Элизиума, и поспешил уйти с открытого пространства, где в скором времени должны разразиться баталии.   

Для Патрокла все пути и переходы в Элизиуме были одинаковыми, поэтому он полностью положился на чутьё и слух, выбирая направление по внутреннему чувству, похожему на астролябию, встроенной в самую сердцевину — и он всегда безошибочно находил дорогу до своей изолированной территории. Но он скорее был привязан не к месту, а к скульптуре в точности изваянное по образу Ахилла.
Там, где обычно сидел павший воин, уже была расстелена скатерть с кувшином поцелуя Стикс, кружкой ГидраЛайта и блюдцем вяленого мяса циклопа — здоровый рацион для тени, прославившейся при жизни. Патрокл взял кусочек мяса и положил в рот; вкуса у еды не было, как и у Патрокла не было никакого желания влачить жалкое одиночное существование в этой замкнутости.
Послышались торопливые шаги, а врачеватель не соизволил взглянуть в сторону пришедшего, и без того зная, кого сюда занесла нелёгкая.
— А-а, это опять ты, — Патрокл жестом пригласил Загрея сесть рядом, как гостеприимный хозяин своей маленькой отчуждённой обители. — Выбирай, что тебе сегодня больше по нутру. Ешь, не стесняйся, — воин тем временем достал из скромных закромов бутыль с нектаром, некогда подаренную гостем, который теперь восседал напротив. — Не откажи умершему, раздели со мной напиток, ибо только в крепком питье можно найти кратковременную панацею для истерзанной души. 
Патрокл откупорил стеклянный сосуд и чуть пригубил нектар, который, прокатившийся по пищеводу, окропил эфемерные внутренности и невидимые раны на сердце теплотой. Передал эстафету Загрею и всецело увлёкся созерцанием статуи Ахилла.
— Скажи, коли ты ученик Ахиллеса, упоминал ли он когда-нибудь девушку по имени Брисеида? — стоило мужчине произнести это имя, как блёклый шрам на запястье заныл фантомной болью, будто он только несколько минут назад вспорол себе руку, защищая подругу от Агамемнона и вверяя при этом кровавую клятву. — Хотя можешь не отвечать, возможно, я уже знаю ответ. Кто она ему, чтоб его мысли занимала её судьба?

Отредактировано Patroclus (2021-08-14 04:25:07)

Патроклу внезапно показалось, будто Загрей собирается вторгнуться в сокровенные, глубоко личные сферы, ещё сохранившиеся в его блёкнущей памяти. Тишина, нарушаемая журчанием Леты, была пропитана ядом, которым Дионис одурманивает своих врагов; чем-то таким, что можно было ощутить вдохом, каждой эфемерной клеточкой тела и, наверное, попробовать на вкус. И врачеватель с лихвой отравился атмосферой, лишь стоило ему представить Брисеиду: горечь воспоминаний стянула горло, словно удавкой, а фантомная боль свербела по призрачной оболочке, отдаваясь неприятной рябью.
«Думаешь, это так просто, рассказать о ней?…»
Патрокл схмурил брови и с молчаливым неодобрением посмотрел на принца Подземного мира, опасливо выискивая в его гостящей персоне подвох и лукавство.
Зачем он заставлял говорить о ней вслух? Зачем вообще царскому отпрыску знаться со столь прискорбной тенью, как он? К чему все эти попытки сближения? Почему он просто не проходил мимо, а вклинивался своими альтруистически поддерживающими разговорами в Патроклское отшельничество? Павший воин и так изо всех сил отгораживался от Загрея, возводил стену отчуждения и проявлял тупое равнодушие — всю ту несвойственную амальгаму эмоциональных жестов, что была ему чужда при жизни; а когда узнал, что тот в довесок приходился ещё учеником Ахилла, Патрокл с удвоенным энтузиазмом принялся выставлять вокруг себя оборонительные штыки. И это вечно слетающее с губ клеймо, которым Патрокл окрестил принца — незнакомец — было одной из таковых мер.
И хуже всего то, что Патрокл ощущал, как в топке своей осиротелой души зарделись ревность и зависть. Загрей мог видеться с Ахиллесом, мог внимать его бархатный голос, наполненный вкрадчивостью, мог заглядывать в зелень внимательных глаз, мог созерцать статность Аристос Ахайон. В то время как сам Патрокл был этого лишен. Но, одновременно с этим, врачеватель всякий раз подспудно ждал принца, надеясь, что он принесёт какую-нибудь весточку от Ахилла или расскажет что-нибудь о нём. И эта двойственность обескураживала и запутывала.
— Неужели тебе хочется тратить своё время на мой непримечательный рассказ и поиск безызвестной женской тени? — вопросил голосом низким, холодным, без примеси эмоций. Патрокл даже вымученно улыбнулся, поразмыслив, куда ещё можно девать нескончаемые часы своей жизни, когда ты бог и в твоём распоряжении целая бесконечность?
Врачеватель снова подхватил бутылочку с нектаром и с безразличием всмотрелся в янтарную жидкость, будто хотел узреть тайное пророчество Мойр, то ли плавающее на донышке, то ли лежавшее на поверхности. Медовотерпкий напиток обжёг нёбо, горячим сгустком проскользнул по пищеводу, оставляя по пути приятную тёплую дорожку, и растёкся по стенкам желудка успокаивающей плёнкой. Первый глоток подарил чувство пряной неги, второй — токсично вкалывался в язык, а третий — опутывал тело дымчатой паутиной. Он вытер губы тыльной стороной ладони и прикрыл глаза, пока сорокаградусное тепло вело неравный бой с мертвецким холодом внутри.
Нектар успокоил Патрокла и умерил часть переживаний. Хоть и никакое опьянение не объяло павшего воина, но язык у него развязался.
— Она была военным трофеем, доставшимся твоему наставнику. И я нашёл в ней друга, прикипел нежными чувствами, словно к сестре, — неожиданно в мужском голосе зазвучали новые нотки, в которых слышались чувственность и лилейность, поднимающиеся от небьющегося сердца. Он любил Брисеиду и дорожил ею, — конечно, ей не затмить Ахилла, которому Патрокл всецело и взахлёб посвятил всего себя, но и ей было отведено укромное место в его душе. — Пока Ахиллес разил троянцев на вылазках и поле брани, я обучал её нашему наречию, а она меня своему. Я делился с ней опытом врачевания, она со мной секретами тамошних лекарственных трав, — печальная, еле заметная улыбка застыла на лице Патрокла; он замолчал, и тоска захлестнула его, как нещадная волна разгневанного Посейдона, увлекая в водоворот воспоминаний. — В нашем лагере была заведена маленькая традиция: как только всходила луна и замерцала россыпь звёзд, мы усаживались у костра, как семья. Мы с Ахиллом, Брисеида, старый добрый Феникс, юный и тихий Автомедон. И каждый рассказывал истории, но самые забавные и необычные были у Брисеиды. Мы её слушали, затаив дыхание. Прекрасное было время, о котором, вспоминая сейчас, становится тоскливо… — воин посуровел, сгустив брови. — Однако у смертных итог один, неизбежный  — они все попадают в царство твоего отца. И Брисеида не исключение, — он посмотрел на Загрея, мысленно решая, ввериться ли ему или нет? Но если есть хоть малая надежда узнать что-нибудь о Брисеиде и помочь ей, то Патрокл сделает для этого всё необходимое. Даже пойдёт на контакт с принцем. — Незнакомец, я уже отвык делиться с кем-нибудь своими переживаниями и невзгодами, но тебе откроюсь. В последнее время меня посещают видения, приносящие тревогу. Мне мерещится Брисеида, протягивающая руки, зовущая и просящая помощи, — Патрокл сжал кулаки в беспомощности и опустил голову. — Я искал по всему Элизиуму, но её здесь нет. Если у тебя есть совет, то, прошу, дай его мне, ибо ещё одну порцию отчаяния мне не выдержать.

Отредактировано Patroclus (2021-08-14 04:26:08)

Павшему воину не впервой умалчивать о своих спасательных действиях, направленных к бедствующей Брисеиде, от Ахилла. И неспроста. Патрокл, ещё во времена своей смертной жизни, закоренел одну незамысловатую хитрость: Ахиллесу необязательно знать о преждевременных замыслах своего филтатос; если бы он посчитал, что дело безнадёжное и не стоит свеч, то запросто мог бы отговорить Патрокла от безрассудных поступков, и тот, млея от выказанных переживаний и встревоженного взгляда любимого, сдался бы. Поэтому проще было втихую совершить задуманное, пока мысли и напористость имели твёрдость, не смягчённую словами и сомнениями царевича Фтии.
— Что ж, я приятно удивлён твоим бережным отношением к конфиденциальности, незнакомец,— врачеватель, охваченный признательностью, кивнул принцу. И Патрокл мысленно дал себе обещание, что в независимости от успешности тайной операции, он позволит Загрию рассказать всё Ахиллу. Только позже, чуть-чуть попозже. Ведь у любовников так повелось с детства — делиться друг с другом накопившимися новостями, разъедающими голову мыслями и клубившимися под каркасом рёбер чувствами. — И благодарен за это.
Неожиданно Патрокл преисполнился уважением к принцу, отчего тщательно выстроенные границы безразличия начали разрушаться, по крохотному кусочку и секунда за секундой, открывая брешь в обороне, и позволяя прорасти какому-то странному ощущению близости.
— С нетерпением буду ждать твоего возвращения с известиями,— проговорил с неподдельными нотками доверия.

Ожидание длилось бесконечно долго. Патрокл, поддавшись привычки живых, несколько раз поднимал глаза в надежде определить время по движению солнца и столько же раз сокрушался, созерцая высокий свод подземного царства, поддёрнутый перламутровым туманом, заменяющим мёртвым героям созвездия. Здесь полдень спаявался с полночью — сплошное безвременье. Пустое и долгое. Особенно когда ждёшь.
Элизиум периодически вспыхивал беспокойством и движением. Воины ощетинивались частоколом копий и смыкали щитовой строй, колесницы оставляли борозды примятой травы. Случалось, что в обыденное затворничество Патрокла невольно и торопливо пересекали воители, рассредоточивающиеся по разным залам для боевых позиций. Они не останавливались и практически не обращали внимания на тихую тень, старающуюся в такие моменты обесцветиться и слиться с мирным пейзажем, однако иногда кто-то да замечал врачевателя и призывал поднять оружие, направив его против наглого вторженца, повадившегося бессовестно нарушать благодать райских полей.
«Ядовитое влияние Тесея затмевает глаза не хуже вина Диониса», — мысленно усмехался Патрокл, но вслух говорил другое: — Если он пройдёт здесь, я его задержу, — и воины, доверившись размеренно произнесённым словам, уходили.
В каком-то смысле врачеватель и впрямь притормаживал передвижение Загрия, но только в бескровных попытках — коротенькими перекидываниями фраз и предлагаемыми яствами.
Но принца не было. Он не пришёл ни в первое посещение Элизиума после того, как Патрокл ему простодушно вверил сокровенное, ни во второе, третье или четвёртое. Отчего павший воин стал грешить, думая, что принц специально избегает встреч, что раскопать обещанный свиток так и не получилось, из-за чего теперь тому совестно. Когда рой скверных мыслей одолевал сверх нормы, Патрокл искал поддержку у безмолвно горделивой статуи Ахилла. Нет, аристос не мог взрастить своего ученика в столь неподобающей манере. Любой другой, но не он.
Секунда за секундой, складывающейся в невозможные минуты, Патрокл продолжал ждать, вспомнив давние слова Загрия о вечно меняющихся залах и различных вариациях попасть туда, куда совсем не хотел или куда надо, но, увы, не прийти в нужное место. Да, у зодчего сего царства странное чувство юмора.

До слуха врачевателя донеслось приглушённое шипение — только один бог, которого воочию видел Патрокл, обладал прожигающей поступью, под которой чахла трава. Принц прибыл, и воин во все глаза воззрился на него, следя за его торопливыми движениями.
— Судя по тому, как ты держишься, незнакомец, смею предположить, что вести ты всё же принёс, — догадался Патрокл и оказался прав.
Он выслушал Загрия. На что же рассчитывал Патрокл, когда не нашёл Брисеиду на Елисейских полях? Что она окажется в отдалённом месте где-нибудь в Элизиуме, о котором он не знал? Что простую смертную, занесённую в летопись Эллады как военный трофей и рабыню, жестокие, но справедливые судьи Аида не посмеют отправить в Асфодель?
— Бедная, бедная Брисеида… — горько запричитал врачеватель, не видя и не слыша ничего вокруг, лишь эфемерно чувствуя, как его призрачное сердце снова заходится обильной кровопотерей из свежей раны. Однако краем уха он умудрился ухватить последние слова принца.
— Отправиться? За ней? — схмуренно переспросил, словно не веря в услышанное. — Разве такое возможно?
В то время как Загрий хаотично общупывал свой пояс на наличие золотых, Патрокл медленно обрисовывал в голове задумку принца.
Отправиться. Обол. Лодочник. Переправа. Асфодель.
Мужчина воспрянул надеждой, что не всё так плачевно как кажется и некое подобие счастья обрести в царстве мёртвых всё же можно, но, наблюдая за тщетными попытками принца наскрести немного монет, смекнул — путь в Асфодель будет проходить не по прямой дорожке.
— Подожди минутку, — врачеватель поднялся на ноги и на дружеской нотке похлопал Загрия по плечу, призывая не суетиться.
Пройдя по каменным мостикам, перекинутых через реку Забвения, он очутился у подножья статуи, где складировались множество амфоры разных форм и величин. Патрокл всегда спрашивал самого себя, для чего незнакомец время от времени разбивает их, и теперь, видя сияющее золочение, исходившее из одного из сосудов, понял смысл.
— Пятнадцать, — Патрокл протянул раскрытые ладони принцу, показывая добытое добро. Да, залежи обола были скромны, но лучше чем ничего. — Если я правильно догадался о твоём плане, то стигийского лодочника нужно подкупить суммой побольше, — смело и с энтузиазмом заявил, убирая монеты в скрытый кармашек под кушаком. — Уверяю тебя, незнакомец, моё стремление найти Брисеиду твердо как никогда. Если есть шанс увидеть её и помочь, то я рискну всем, — он посмотрел в сторону таинственных дверей, куда обычно брёл Загрий после бесед с Патроклом. Сейчас же они пройдут в них вместе. — Уверен, если мы походим по Элизиуму, то отыщем ещё обола. Что ж, страх — удел слабых. Да, незнакомец?

Отредактировано Patroclus (2021-08-14 04:27:02)

Пока принц мысленно проводил бухгалтерские исчисления имеющихся средств к ценовому прайсу стигийского лодочника за нелегальные перевозки душ по здешним достопримечательностям, Патрокл подушечками пальцев коснулся древка копья, и череда ярких картин о том роковом дне, когда царевич Фтии собственноручно облачил его в свои доспехи и вручил своё смертоносное копьё, коим бесстрастно и легко разил троянцев в кровопролитных боях, вспыхнула в памяти, как будто это было вчера. Мужчина поспешно тряхнул кучерявой головой, отгоняя от себя непрошеные воспоминания, мешавшие сосредоточиться на важном, и, крепко схватившись за копеище, вытянул наконечник из земли.
— О, незнакомец, именно это я и хочу забыть больше всего на свете. Забыть, каково это — быть воином, — он оценивающе засмотрелся на грозное оружие, которое, несмотря на достаточный пережиток времени и событий, до сих пор лучило силу и мощь, оставшиеся от первого владельца — Ахилла. — Я не хотел им быть ни тогда, когда был жив, ни сейчас, когда мёртв. Но разве наивные человеческие желания угодны трём Судьбовершительницам? — губы скривились в горькой ухмылке — он в очередной раз поразился иронии, творящейся с ним на каждой стороне существования.
— Хм-м, знаю, что могу к тебе больше так не обращаться, — решился переключиться в другое русло разговора. Уж слишком болезненно вся эта атрибутика воинственности кропила нервы и душу, и так сполна настрадавшиеся за время одинокого пребывания в Элизиуме средь множества воителей-выскочек. — Но давай оставим всё как есть, незнакомец.

Патрокл, сопровождаемый принцем, подошёл к одной из двух дверей, выполненных в виде круглого щита, нижняя часть которого была спрятана под землёй, и, когда замысловатая механизация Дедала, отворяющая тяжёлые засовы, пришла в движение и открыла путь дальше, нахлынула  волна приятного охлаждённого воздуха, в котором ощущалось столько же опасностей, сколько любовниц у Зевса.
На пороге мужчина помедлил, обернулся и бросил мимолётный взгляд на статую, ожидая то ли доброго напутствия в серьёзном затействе, то ли критикующего осуждения, но в ответ получил лишь безмолвие.
«Мне тебя не хватает, мой аристос…»

Шаг, другой — след в след за Загрием, и перед глазами предстала привычная райская лощина с несколькими изменениями. Гармония уступила место непримиримости, эфемерные радости, скрашивающие существование в царстве Мёртвых, в испуге притаились, а столпотворение теней, хвастающихся друг перед другом былыми похождениями, растворилось.
— Что это? — настороженно вопросил, завидев здоровенную розовую сферу, из недр которой рождались чудные бабочки, целенаправленно летящие в сторону пришедших, и явно не для приветственных фанфар.
Ответ от Загрия прозвучал сразу — ловцы душ, — и Патрокл солидарно с ним согласился, что такая назойливая компания в виде легкокрылых насекомых кого хочешь достанет, даже несмотря на свою красоту.
— Будь острожен, — как нечто само собой разумеющееся с губ врачевателя слетело заботливое напутствие, коим он обычно провожал Ахиллеса на вылазки и сражения во времена Троянской войны, вкладывая в эти два простых слова полные, настоящие и совершенные чувства. Мужчина, когда осознал, какую глубоко личную отдачу запаял в сказанное, смутился и, схмурившись, тем самым напуская на себя безучастный вид, буркнул: — …незнакомец.
Патрокл проводил внимательным взглядом принца, рискованно врывающегося в ряды копейщиков и одновременно ловко ускользающего от болезненных прикосновений жалящих бабочек. Стремительные движения и яростные противодействия до боли знакомые, до боли родные сквозили в каждом выверенном исполнении Загрия — всё, что знал сам Ахилл, что умел и на что был способен, чётко отзеркалилось в его воспитаннике.
У Патрокла перехватило дыхание. Он невольно задумался, представляя, какого было Ахиллесу в роли наставника? Был ли он, как Хирон — терпеливым, вкрадчивым и по-отцовски снисходительным? Или же, не привыкши возиться и общаться ни с кем, кроме своего ферапона, проявлял хладность, отстранённое высокомерие и сдержанность? Что ж, если им, Ахиллу и Патроклу, посчастливится ещё раз встретиться, то он обязательно спросит своего возлюбленного о днях и часах шефствования над принцем Подземного мира, в каких эмоциях и чувствах он пребывал, что нравилось в работе и что раздражало.
Какофония, доносившаяся от эпицентра боя, вывела мужчину из мечтательного транса. Клубящиеся тени, прячущиеся на периферии зала и маскирующиеся под нечто невидимое, пристально следили за гостями и исходом сражения. Кто-то из них еле разборчиво лепетал: «Сразись с ним!», «Добудь себе славу!», «Проткни его копьём!», призывая взбунтоваться против Загрия. Но Патрокл игнорировал чужие требования, следуя только своему заданному курсу.
Воители и прочие зловредные сущности, всецело сконцентрировавшиеся на принце, в упор не замечали врачевателя, отчего последний порадовался такому событию — во-первых, сражаться против обитателей Элизиума и наживать среди них врагов совсем не хотелось, ему с ними ещё долго сожительствовать; во-вторых, Патрокл был абсолютно уверен, что Загрий со всеми справится в одиночку, ему же не впервой — и степенно шагал по периметру, заглядывая в амфоры и кувшины — пусто, пусто, пусто. Пятнадцать монеток, и опять пусто. Мимо на огромной скорости пронеслось несколько мяукающих (!) колесниц, заставивших  остановиться и прислушаться. Да нет, просто показалось. В отличие от прозвучавшего вдалеке взрыва.
Звуки сражения стихли, и Патрокл обернулся, встретившись с взглядом принца, но тут внимание мужчины привлекло к себе маленькое и полыхающее чудо, тихо выезжающее из-за цветника. Взяв точную траекторию, оно быстро помчалось на Загрия.
Не медля ни секунды, павший воин удобно перехватил копьё, возвёл для броска и устремил его в цель. Оружие аккурат пробило миниатюрную колесницу, образовав глухой хлопок.
— Не теряй бдительности, незнакомец, — на серьёзе посоветовал, вновь почувствовав тяжесть копья в своей руку. — Самые смертельные раны наносятся в спину, когда ты этого не ожидаешь. Уж я то это знаю, можешь мне поверить.
И, словно в доказательство сказанных слов, тут же разыгралась эфемерная боль в том месте, куда влетело в Патрокла троянское копьё со спины, пробило тело насквозь и вышло у рёбер.
Мгновением позже возле Загрия материализовалось пульсирующее и бьющееся средоточие новой силы и возможности идти дальше.
— Что это? Сердце? 

Отредактировано Patroclus (2021-08-14 04:23:25)

Трепещущее средоточие ритмично пульсировало, отбивая премилый ритм жизни и заставляя Патрокла поверить, что под его призрачным каркасом до сих пор гнездится давно потерянное человеческое сердце. Однако это зыблемое ощущение быстро прошло, стоило лишь принцу сказать, чьё сердце сейчас осиротело всколыхивалось на расстоянии вытянутой руки.

Сердце кентавра. Сердце кентавра. Сердце кентавра…

Слова Загрия, назойливо и болезненно повторяющиеся на периферии сознания, осадили мужчину не хуже Зевсовых молний, ошарашивая. В памяти ярко и живо вспыхнули воспоминания отрочества, ведущие к горе Пелион. Вот он, Менетид, пышущий юностью и ученичеством, держит тряпичный узелок со свежесобранными травами и ягодами, пылко спешит к учителю, чтобы как можно скорее сготовить врачевательский отвар по новому рецепту, забегает в кварцевую пещеру, свод которой украшен мерцающими созвездиями, и уважительно взирает на ожидающего кентавра. Мудрого, справедливого и такого отческого.
«О, Боги, пусть это сердце будет любого другого кентавра, дикого и безумного, а не его…», — взмолился, надеясь, что всемогущие олимпийцы отвратят смертельные беды от старого Хирона.
— Тени нуждаются только в забвении, но никак не в сердцах. Бери же его сам, незнакомец, оно тебе нужнее, — Пат отвернулся, чтобы не лицезреть таинственный момент слияния кентаврской сердцевины с Загрием. Уж слишком крепко засели в нём печальные мысли о бедном учителе-кентавре, чья судьба временно привязываться к ученикам, с горечью отпускать их в большой мир и продолжать жить даже после их смерти.
— Да, успел, но совсем немного, — найденные монеты перекочевали в карманное хранилище принца. Раз Загрий был куратором их маленького похода, то и держание денег всецело поручалось ему, — и такому раскладу павший воин порадовался, потому что материальные вещи, от которых он отвык, приносили его призрачному существу дискомфорт. — Может в следующих залах нам повезёт больше?
Но, конечно же, не повезло — на пути не было ни урн, ни сокровищниц Аида, поэтому до лодочника Загрий и Патрокл добрались со стартовым капиталом за пазухой.
Со стороны стадиона доносилась восторженная симфония, состоящая из улюлюкивающего шёпота и рукоплескающего шелеста — всё, что звучно могли выдать из себя тени, то и долетало до слуха новоприбывших. 
— А ведь чемпион тебя ждёт, — как бы между прочим сообщил Патрокл, проследив за взглядом принца на запертые двери Арены и уловив в этом взгляде озорные искорки рвения, когда юношеский запал жаждал действий, предвкушающих победу. И у Ахилла когда-то был такой взгляд, мальчишеский, ясный и игривый. До той войны. До того, как его копьё стало сеять смерть. Менетид вздохнул: так давно они порознь, что единственное, что остаётся ему делать, находясь в одиночестве — воскрешать в памяти образ любимого и моменты, связанные с ним. Масло в огонь подливал Загрий, его ученик, впитавший в себя яркие черты наставника, и оттого Пат отягощался воспоминаниями и печалью всё больше и больше. — Иди вперёд, незнакомец, — лёгкий пригласительный жест руки в сторону стадионовских врат, перед которыми выстроилась полупрозрачная вереница теней, жаждущая хлеба и зрелищ. — Забудь о нашей затее…

«Прости меня, моя бедная Брисеида…»

Но, как и полагается принцу, Загрий решил следовать выбранному пути, упрямо и упорно. Патроклу даже показалось, что это качество, стоять на своём и добиваться своего, в нём укоренил всё тот же Ахиллес.
Влезать в деловые переговоры между Загрием и Хароном врачеватель не осмелился — слишком непонятные были изречения лодочника, чтобы их как-то можно было бы расшифровать, но, если судить по интонации, то сумма, принесённая ему Загрием и Патроклом, его разочаровала, однако он был готов пойти на кое-какие уступки в ценовой политике перевозок. 
Менетид учтиво кивнул головой в знак благодарности, догадываясь, что слова для Харона будут излишне, тем более от простой тени, и вслед за Загрием забрался в лодку, качавшуюся на лёгкопенистых волнах Леты. Несколько секунд, и лодка отчалила от берега, отдаляясь от Арены.
— Так странно, — тихо заговорил Патрокл, смотря, как мимо проскальзывают побережья Элизиума, где в своё удовольствия мельтешат тени, нежась и наслаждаясь в загробном пребывании. — Лишь единожды умершие могут оказаться в этой лодке, увлекающей их в один конец. У меня же это второе путешествие, хах.

Отредактировано Patroclus (2021-08-18 13:44:22)