Сливочное мерцание и прозрачное зазеркалье Элизиума — высшая награда для великих мужей и благородных женщин всех времён и народов. Отличись благими деяниями и храбростью при жизни — и забвенческое заключение на полях Асфоделей, обжигающие заплывы в Флегетоне или ужасы Тартара обойдут тебя стороной. Однако Патрокл, изнывая тупым отчаянием, всё чаще приходил к умозаключению, что лучше подвергаться ударам кожаных кнутов сестёр-фурий, держась за руки с любимым человеком — вдвоём любая боль стерпится, чем коротать свою загробность в тотальном одиночестве на Елисейских раздольях, где блаженства и увеселения, осточертев, застревали на зубах, вязли на языке и застаивались комом в горле.
Патрокл давно не испытывал того удушающего чувства, когда в сонной абстракции, на обратной стороне век возникал молчаливо-пугающий призрак — лишь стоит закрыть глаза и погрузиться в убаюкивающую колыбель Гипноса, как начиналось преследование. Образ умершего воссоздавался как наяву, но с ледяными колкими пальцами, оставляющими бумажные порезы на коже и синяки на предплечьях. Он оцарапывал дыханием. Приближался настолько близко, что нарушал личное пространство, не давая пробудиться, разбивая раз за разом тщетные попытки. Патрокл наивно надеялся, что в загробной жизни его рассудок не станут тревожить усопшие, в чьей скоропостижной смерти он был виноват — ведь должны же существовать написанные свыше эдикты, запрещающие подобные измывания между соседями по подземному миру, но он ошибался.
Патрокл лучше вновь улицезрел бы на периферии сна и бодрствования, царствующих в Элизиуме, того мальчишку с растрескавшимся напополам черепом и серевшим мозговым веществом, чью жизнь он в детстве по случайности отнял. Было бы проще принять и смириться с накатывающими видениями, но врачевателя тревожил совсем другой лик.
Она навещала Патрокла, стоило ему только смежить веки, и под сомкнутыми ресницами вычерчивался её силуэт. Она медленно утопала в темнеющей морской трясине, а недостаток кислорода оставлял на её коже отметины. Длинные волосы окружали её, обхватывая тонкую фигурку, не подчиняясь законам притяжения, словно под водой. Наконечник копья впивался в спину и протыкал насквозь мякоть сердца — она протягивала к Патроклу руки, взмаливая о спасении.
— Брисеида! — вскричал павший воин, открыв глаза и сомкнув свои пальцы на пустоте. Тень подруги тут же растворилась в зыбкости, но застыли отпечатком в мужской памяти: печаль темными мазками подчёркивала скулы, радужка потускнела в больших, почти прозрачных глазах. Не такой он её помнил при жизни, а другой — красивой, с румянцем на щеках, завесой пышных ресниц и медовоцветной кожей. Неужели замогильная каторга может исказить настолько облик или всему виной причина смерти?
— Надеюсь, судьи Аида по справедливости вынесли тебе приговор, Неоптолем, ибо даже Агамемнон в сравнении с тобой не столь ужасен и надменен, — скривился Патрокл, вспомнив до невозможности спесивого сына Ахилла. При всей любви к Ахиллесу Патрокл не мог простить Пирру холодные убийства Брисеиды, старого Приама и всех его потомков — у истинного Аристос Ахайон, несмотря на войну и враждебность, никогда не поднимется рука на беззащитных. Ахилл это доказал, проявляя великодушие даже с кровью на руках.
Патрокл поднялся на ноги и направился на поиски Брисеиды, жертвуя своей излюбленной изолированностью. Он точно знал, что она звала его, просила спасти и окольцевать в объятиях, исцелив от чего-то, что заставляло её страдать…
Редкая дымка, поднимающаяся и вспенивающаяся от реки Леты, застилала поля и райские декорации. Воздух полнился едва слышным нежным бормотанием, шёпотом, похожим на шелест листопада, и протяжным восторженным мурлыканьем блаженных. Патрокл старался держаться в отдалении, надеясь, что никто из знакомых теней его не узнает и не начнёт задушевную беседу, расспрашивая, где же Ахилл, вы же должны быть вместе? Зато он подмечал много лиц — Автомедон изо всех сил пытался укротить немейскую колесницу, Ясон с кем-то из аргонавтов разговаривал, усевшись под скульптурой воина, Махаон кому-то рассказывал о ранах, показывая при этом на разные части тела. Наверное, будь Ахиллес сейчас рядом, здесь, в Элизиуме, Патрокл наслаждался этой умиротворяющей повседневностью: общением с товарищами, встречами с героями, на рассказах которых он вырос, и забавами, но мойры распорядились иначе.
— Прошу прощения, что прерываю разговор, — обратился врачеватель маленькому скоплению теней. — Вы не видели здесь женщину? — и он стал красочно описывать внешность подруги, выкравшей частичку сердца Патрокла и поселившейся под личиной младшей сестры. Умершие только помотали головами.
Мужчина долгое время бродил по Елисейским полям в поисках Брисеиды, расспрашивая блаженных и зовя её по имени. Все усилия были безнадёжными, словно заранее обречённые на провал.
«Может это мой удел — страдать, лишившись любимого и милой подруги… О Ананке, чем я тебя прогневал, что ты так немилостива ко мне?» — мысли, обуревавшие страдальца, вливали в его вены отраву, более губительную, чем яд лютой гадюки, заставляя причитать и сетовать на злой рок.
Патрокл продолжил бы безмолвно сокрушаться, если бы его не окликнул зычный голос Тесея, разъезжающий на помпезной колеснице и улыбчиво встречающий каждого доблестного воина, попадавшего чуть ли не под колёса.
— Патрокл, отважный воитель, бесстрашно сражавшийся под Троей и погибший смертью храбрых, — самозабвенно вещал чемпион Элизиума, похлопывая врачевателя по плечу. — Я безмерно рад, что ты отрёкся от своего отшельничества и присоединяешься к нашим пиршествам. Ты один из достойнейших, и обязан брать своё по праву. После смерти жизнь продолжается, друг мой.
— И зачем она, если её не с кем разделить? — пробурчал Патрокл, опустив печальный взгляд и отмахнувшись от Тесея.
В этот момент какая-то тень очутилась возле царя Афин и шепнула что-то на ухо, после чего тот подбоченился и принял воинственную позу, схватившись за притороченные к колеснице щит и копьё.
— Я так и знал, что он вернётся. Пора вновь встать на защиту нашего благославного места и не позволить этому исчадью осквернить его, жжённой поступью и омерзительным присутствием, — Тесей, забыв о Патрокле, за считаные секунды укатил в сторону арены, по дороге зачитывая пафосные речи и агитируя воинов взяться за оружие.
Врачеватель догадался, кто сейчас был в центре пристального внимания всего Элизиума, и поспешил уйти с открытого пространства, где в скором времени должны разразиться баталии.
Для Патрокла все пути и переходы в Элизиуме были одинаковыми, поэтому он полностью положился на чутьё и слух, выбирая направление по внутреннему чувству, похожему на астролябию, встроенной в самую сердцевину — и он всегда безошибочно находил дорогу до своей изолированной территории. Но он скорее был привязан не к месту, а к скульптуре в точности изваянное по образу Ахилла.
Там, где обычно сидел павший воин, уже была расстелена скатерть с кувшином поцелуя Стикс, кружкой ГидраЛайта и блюдцем вяленого мяса циклопа — здоровый рацион для тени, прославившейся при жизни. Патрокл взял кусочек мяса и положил в рот; вкуса у еды не было, как и у Патрокла не было никакого желания влачить жалкое одиночное существование в этой замкнутости.
Послышались торопливые шаги, а врачеватель не соизволил взглянуть в сторону пришедшего, и без того зная, кого сюда занесла нелёгкая.
— А-а, это опять ты, — Патрокл жестом пригласил Загрея сесть рядом, как гостеприимный хозяин своей маленькой отчуждённой обители. — Выбирай, что тебе сегодня больше по нутру. Ешь, не стесняйся, — воин тем временем достал из скромных закромов бутыль с нектаром, некогда подаренную гостем, который теперь восседал напротив. — Не откажи умершему, раздели со мной напиток, ибо только в крепком питье можно найти кратковременную панацею для истерзанной души.
Патрокл откупорил стеклянный сосуд и чуть пригубил нектар, который, прокатившийся по пищеводу, окропил эфемерные внутренности и невидимые раны на сердце теплотой. Передал эстафету Загрею и всецело увлёкся созерцанием статуи Ахилла.
— Скажи, коли ты ученик Ахиллеса, упоминал ли он когда-нибудь девушку по имени Брисеида? — стоило мужчине произнести это имя, как блёклый шрам на запястье заныл фантомной болью, будто он только несколько минут назад вспорол себе руку, защищая подругу от Агамемнона и вверяя при этом кровавую клятву. — Хотя можешь не отвечать, возможно, я уже знаю ответ. Кто она ему, чтоб его мысли занимала её судьба?
[nick]Patroclus[/nick][status]Павший воин[/status][icon]https://ic.wampi.ru/2021/08/14/ezgif-6-ea8d92eca9eb.jpg[/icon][info]<div class="lzname"><a href="http://chaostheory.f-rpg.ru/viewtopic.php?id=8438#p875973"><b>Патрокл</b></a></div><div class="lzfan">The Song of Achilles</div><div class="lzinf">Он — половина моей души, как говорят поэты.</div>[/info]
Отредактировано Patroclus (2021-08-14 04:25:07)